Бред, если я хоть что-то понимаю в политике. Или игра, настолько тонкая и сложная, что мне, чужаку, незнакомому с местными традициями, постичь ее правила самостоятельно не под силу.
Примерно так, хотя и в гораздо более сдержанных выражениях, я и ответил.
— Необходимый инструктаж вы получите, — успокоил меня Станислав. — А на досуге можете поупражнять воображение. Я вас заверяю, что смысл здесь кроется глубокий. Догадаетесь — хорошо. Нет — в свое время все разъяснится само собой.
Возможно, так оно и есть, но я пока не видел ни малейших зацепок для дедукции или индукции. Разве что…
— А чтобы вам было не слишком скучно ждать, пока придет время вашей миссии, предлагаю вам нетрудную, но интересную работу… Не против?
— Отчего же мне быть против? А справлюсь ли?
— Вне всяких сомнений. Людей у нас, видите ли, не слишком много, все загружены делами выше головы. Так я вас попрошу — поработайте несколько часов фронтовым разведчиком. На верхнем этаже дома, где мы находимся, оборудовано нечто среднее между запасным командным и наблюдательным пунктом. Будете смотреть в стереотрубу, наносить обстановку на план города и каждый час докладывать ее непосредственно мне по телефону. И все. Чтобы не было скучно, товарищ Бутусова вам составит компанию. Вдвоем вы будете иметь постоянный круговой обзор. Заодно она удержит вас от опрометчивых поступков. А затем, исходя из складывающейся обстановки, мы с вами подробно побеседуем о предстоящей миссии.
…Интересно у них тут все устроено, думал я, обходя помещение, в котором оказался.
Насколько я успел узнать, это десятиэтажное, почти пятидесятиметровой высоты здание, «первый Московский небоскреб», как его гордо тогда величали в газетах, было сооружено незадолго до мировой войны на Тверской, несколько ниже ее пересечения с бульварами, в глубине узкого, изогнутого подковой переулка. Относясь к категории так называемых «доходных домов», здание состояло из нескольких десятков роскошных квартир в шесть, семь и более комнат, а нижние три этажа предназначались для всякого рода частных контор, адвокатских, финансовых и прочих… Сейчас, в частности, там помещалось представительство богатой и влиятельной газеты «Накануне», совместно издаваемой московско-харьковско-берлинскими сторонниками консолидации всех русских людей на платформе «Евразийского союза истинных национал-патриотов». И совершенно непонятно было мне, для каких целей еще в благополучное довоенное время хозяин заказал, а архитектор спроектировал и встроил внутрь дома потайной бетонный ствол, догадаться о существовании которого, из-за сложной внутренней планировки здания, ни жильцам, ни обслуге было практически невозможно.
Ствол этот шел из подвала до крыши, внутри находилась лифтовая шахта и обвивающая ее чугунная лестница. Из-за какой-то давней поломки, устранить которую, по понятным причинам, теперь оказалось некому, лифт не работал, и нам с Людмилой пришлось подниматься пешком четырнадцать маршей, вдыхая затхлый воздух, пахнущий ржавчиной и машинным маслом, которым были некогда смазаны тросы лифта.
Через каждые два этажа в глухую стену были врезаны неизвестно куда ведущие железные двери. Судя по покрывающей их пыли и паутине, они тоже не открывались очень и очень давно.
Над десятым, последним этажом располагался обширный чердак, где размещались огромные, оснащенные трехметровыми чугунными колесами машины, поднимающие и опускающие восемь «легальных» лифтов, водонапорные баки и связанное с ними хозяйство, электрощитовые и трансформаторные залы, многочисленные выводы дымовых и вентиляционных труб — одним словом, все, потребное для автономного жизнеобеспечения громадного дома. В то время в Москве общегородского коммунального хозяйства, можно сказать, и не было, всякий домовладелец полагался на собственные возможности и предусмотрительность.
Вдобавок чердак разделялся на секции несколькими глухими противопожарными перегородками.
Так что в этот лабиринт великолепно вписалось крестообразное помещение. Четыре комнаты, выходящие окнами на все стороны света, соединенные двумя узкими перпендикулярными коридорами, а на их пересечении — лестнично-лифтовая площадка. На стенах мраморные щиты с десятком больших медных рубильников. Очевидно, для независимого и тайного управления домовой электросетью. Имелись здесь и туалет, и ванная комната, достаточно большая кухня, несколько кладовых с холодильными шкафами.
Установить существование этого убежища можно было только путем тщательных обмеров дома снаружи и изнутри. Что скорее всего никому до сих пор сделать в голову не приходило.
Я сразу представил себе сумасшедшего домохозяина, решившего жить инкогнито в собственном доме, незаметно его покидать и так же незаметно возвращаться. И, судя по дверям на этажах, обеспечившего себе возможность тайно проникать внутрь чужих офисов и частных квартир.
Все это я выяснил и рассмотрел примерно за час. Насколько можно судить, сейчас постоянных жильцов здесь не имелось, в скудно меблированных комнатах везде лежала пыль, только в выходящей двумя узкими окнами на запад — было прибрано, и низкая деревянная кровать аккуратно застелена чистым бельем. Однако в примыкающей к кухне кладовке обнаружились солидные запасы консервов в ящиках, мешки с крупами, сухим картофелем, яичным порошком и сухарями, на полках — не меньше сотни бутылок с еще дореволюционной водкой, шустовскими коньяками, головы сахара, обернутые в синюю плотную бумагу, и десятифунтовые ящички с чаем. В случае необходимости здесь можно было отсидеться не одну неделю.
И все же вопрос, для чего солидному домовладельцу в благополучные царские времена потребовалось оборудовать подобное убежище, оставался. Версия с сумасшествием, конечно, отпадала. Навскидку я нашел сразу четыре объяснения.
Хозяин мог быть очень предусмотрительным человеком, может быть, даже ясновидцем, и готовился к грядущим революционным беспорядкам. Не к тем, что произошли здесь на самом деле, а гораздо более скромным, того типа, что случились в моем мире в 1919–1920 годах.
И рассчитывал эти беспорядки пережить здесь, исчезнув бесследно на время и наблюдая за происходящим из невидимых снаружи окон.
Другой вариант — домовладелец, носивший, кстати, немецкую фамилию, знал о грядущей войне и приготовил в самом центре Москвы тайную штаб-квартиру для разведчиков любезного фатерлянда. Почему в Москве, а не в тогдашней столице? А откуда мы знаем, может, и там имеется нечто подобное? Москва же в любом случае не может не представлять интереса.